Джентльмен отвернулся от руля, сел вполоборота к Сергачу, скривив губы не то брезгливо, не то в усмешке.

– Вы не предупреждали, Игнат Кириллович, о препятствии в виде запретного растения. Почему вы умолчали о шиповнике? Почему?

– Разве? – Игнат вскинул брови, сморгнул. – Разве я про шиповник не говорил? Помилуйте, вы разве не помните? Вы еще мне в ответ про Жана рассказывали, про его страсть к дикой розе. Я еще... – Не помилую! – жестко оборвал шизофреник. – Вы не обмолвились о том, что книга под защитой дикой розы!

– Да! Да, я мог запамятовать и не сказать о главном, признаюсь! Однако войдите в мое положение, не каждый день проходишь, как вы ее называете, «селекцию». И не каждый день у виска свистит серебряная пуля! И вообще, я не ел с утра, в желудке, пардон, ежики сношаются, а в правый бок, сами видите, ствол давит. Где гарантии, что вы меня вообще не кончите, получив книгу? Обещаете вы, извините, многое, а...

– Пусть! Пускай вы запамятовали предупредить об ограде из дикой розы, но от кого, потрудитесь объяснить, растения оберегают кладезь. От кого защищают? Почему?

Игнат ждал подобного оборота в разговоре, а на ОЖИДАЕМЫЕ скользкие вопросы прорицатель Сергач отвечать умел. Прорицая экзальтированным дамочкам разнообразно высокого достатка, Сергач поднаторел напускать словесного тумана, в коем, при желании, легко углядеть все, чего душе угодно, любую, образно говоря, галлюцинацию.

– От кого шиповник защищает книгу? – переспросил Игнат тихо, почти шепотом. Вздохнул. Выдержал отменно выверенную паузу. – Разве вы сами не понимаете? Давайте поговорим на эту весьма щекотливую тему спокойно и обстоятельно после того, как я принесу книгу и Жан уберет пистолет. Договорились? После того, как вы мне станете по-настоящему доверять, мне и моим словам, согласны?

Сумасшедший собеседник взглянул пристально в честные глаза Игната. Плотно сжатые губы больного шевельнулись, изогнувшись в полуулыбке.

– Не надейтесь, Игнат Кириллович, спрятаться за кустами дикой розы. Отсидеться за живыми редутами у вас не получится. Жан отличный стрелок, участок простреливается и...

– Перебиваю вас, простите. Я не собирался и не собираюсь прятаться, клянусь. – Сергач и правда не собирался играть в прятки с маньяками столь примитивно. Гораздо разумнее сначала побегать наперегонки, а уже потом переходить к другим играм.

– Ладно, – произнес «вампир» медленно, с расстановкой, – ладно, поверю вам, ладно...

Сановный водитель отвернулся, взялся за рычаги, поставил ноги на педали, «Мерседес» попятился, отъехал подальше от живой изгороди и повыше, – как уже отмечалось, улочка вела под горку. Наконец их благородие выключили мотор, сказали что-то длинное по-французски, затем на родном наречии:

– Ступайте, Игнат Кириллович, принесите книгу.

Ствол перестал давить в печень, отодвинулся. Игнат вдохнул полной грудью, с откровенным облегчением, почти радостно, почти свободно.

– Поторопитесь, Игнат Кириллович.

– Вряд ли получится найти в сумерках ключи от двери под ступенькой у входа в хозблок, поэтому не удивляйтесь, когда я начну взламывать дверь.

– Я редко удивляюсь, а Жан тем более. Поторопитесь, аромат дикой розы проникает в салон, и мне уже немного не по себе.

– О'кей, я быстро.

Первым вылез из машины Жан. Немой лез задом, не переставая целиться в Игната. Вылез, остановился, придерживая дверцу, удерживая цель. Игнат выбирался навстречу пистолету. Голые пятки коснулись холодной земли, футболку на груди сморщил ствол. Закрылась автомобильная дверца, ствол отстранился, немой положил Игнату на плечо левую руку, развернул Сергача спиною к себе, лицом к живой изгороди, подтолкнул, разрешая сделать шаг, еще один, и стиснул плечо пальцами, приказывая остановиться.

А на воздухе-то душновато. Кондиционер в тачке избаловал кожу и легкие прохладой. Открытый всем ветрам воздух пахнет резко и терпко. И ветер так удачно дышит прямо в лицо запахом дикой розы. Легкая дрожь в пальцах на плече не иначе свидетельствует об аллергических реакциях немого на запах цветущего шиповника. Это хорошо, что у него дрожат пальцы, очень хорошо.

Вздрагивающие пальцы разжались, Сергач оглянулся – немой сел на капот «мерса», поджал колени, помог себе левой рукой и слегка неуклюже, но быстро взобрался на возвышение капота. Под толстыми подошвами протестующе затрещала автомобильная твердь, немой осторожно выпрямился во весь рост и сделался похожим на памятник, на надгробный.

Левая рука громилы на капоте махнула: мол, двигай, Сергач. В правой качнулось пистолетное дуло, погрозило, будто пальцем, дескать, не балуй, типа, мне сверху видно все, ты так и знай. Игнат кивнул в ответ и пошел вдоль живой колючей изгороди.

Погасли автомобильные фары, Сергач споткнулся, чуть не упал, схватился машинально за веточку шиповника, наколол ладонь. Три секунды Игнат моргал, привыкая к темноте, и матерился шепотом, тряся ладошкой, продолжил шагать медленнее, осторожнее касаясь листиков дикой розы. Гонимые ветром тучи закрыли лунный лик, и темно-серый сумрак сменила чернота ночи. «Немой будет стрелять на слух, – думал Сергач, теребя пушистые веточки. – Это хорошо, что он ориентируется в основном на слух, очень хорошо».

Поцарапанная ладонь коснулась реек калитки. Совсем калитка заросла, где там у нее засов или что – фиг нащупаешь, сплошь шипы да невзрачные цветочки скромной родственницы царицы цветов. Калитку Сергач открыл ударом ноги. Ляжку царапнул, пятку отшиб, зато соглядатаи слышат и понимают – спешит Игнат Кириллович, как и обещал.

Войдя боком на делянку в шесть нищенских соток, Сергач сумел-таки разглядеть могилки-грядки, заросшие сорняком. Проваливаясь по щиколотку в рыхлость грядок, доковылял напрямик до проплешины у дощечки-ступеньки перед запертой дверью в хозблок. Огляделся, насколько позволяла темень, высмотрел супергрядку справа, похожую на братскую могилу. Длиннющая и широченная, поросшая лебедой, она вытянулась аж до самого угла хозблока. Отлично. За углом лебеда пожиже, и далее кусты шиповника. То, что надо, то, что доктор прописал.

Ключ под ступенькой Игнат искать и не пытался. Примерился к дверной ручке. Нет, не выдержит ржавая ручка-скобка сильного рывка, шурупы вырвет – и дверь не откроется. Но в щель между дверью и косяком вполне можно просунуть пальцы, пролазят. В щели полно какой-то липкой грязюки, однако не до чистоплюйства. Влезли пальцы, зацепили дверной торец. Теперь круче развернуться спиной к грядке – братской могиле, задрать ногу и упереться левой пяткой в выступ косяка. Все, можно дергать.

Игнат посмотрел через плечо на темный силуэт немого, возвышающийся над черной массой живой изгороди. Силуэт мало различим в окончательно накрывшей землю ночи, но услужливое воображение мигом нарисовало и оба чутких уха стрелка, и пистолет, зажатый в обеих руках. Игнат отвернулся.

Глубокий вдох, резкий выдох, рывок! Замок сорвался, дверная панель дребезжит, поддалась, Сергач отталкивается левой пяткой от косяка, правой от земли, разжимает пальцы и падает в лебеду на мякоть грядки.

Дверь, распахиваясь, бьется о стенку – трах-тарарах, в полсотни децибел, а Сергач бесшумно – шелест лебеды не в счет – перекатывается через голову – кувырок назад и в сторону, в сторону хозблока, к углу.

Черт! Показалось, что в бок воткнулся гвоздь! Но это не гвоздь, это памятка от одного козла, отборного, племенного, который в прошлом году, весной, поломал Игнату ребра. Кости давно и успешно срослись и совершенно не беспокоят, ежели не злоупотреблять кувырками, однако выдрессированное Мастером Тхыу Тхыонгом тело забыло в критический момент об ограничениях, и в боку ломануло так, что в глазах заискрило. Ломота в ребрах после прыжка с забора – щекотка по сравнению с нынешней болью.

Меж тем былая дрессура не подкачала – в боку зажглось, в глазах полыхнуло, а кувырок завершился уже за углом, уже вне зоны досягаемости серебряных пуль.

Выучка поставила Игната на ноги, намеченная программа действий продолжала самореализовываться вопреки пыточному гвоздю в боку и фейерверку в глазах.